Авторская сказка - Надежды Беляковой. Охраняется законом об авторском праве.
Воспроизведение всей книги или любой ее части запрещается без письменного разрешения издателя.
Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
Авторское свидетельство № 7984

Свистулька

Сколько себя помнил мальчонка, играл он в те игрушки, что сначала матушка, мастерица его лепила из глины, а вскоре и сам лепить научился.

И так ловко это у него получалось, словно вместе со свистульками, солдатиками, кониками да франтихами смешинку какую-то в них вдыхал вылепливая. И выходили они из его рук этакие напевные и радостные, что глаз не оторвешь. Хотя в тех местах мастерством удивить было мудрено. Ведь промысел этот, лепки из глины на продажу всяких там поделок и игрушек, солонок и подсвечников, кувшинов да кринок издана известен был. Всей деревней этим кормились. И матушка его мастерица изрядная была, и потому сердечно радовалась за сына, видя в нем усердие и склонность к лепке.

Так что верный кусок хлеба и занятие ему найдено. Красоту руками делать - не в впотьмах жизнь прожить.

Так лепил он свои веселые фигурки, помогая матери, а она их обжигала, расписывала и на базар относила.

Одно только печалило и тревожило и матушку и односельчан ее.

Истощаться стали залежи глины хорошей, жирной. Потому что давно ее для поделок брали. Целыми семьями и деревнями. Глины разной много, с песком, с землей, а вот такой, что рукам послушная, лепкая, мягкая, такую только в одном овраге добывали. Но вот и выбрали с годами.

Разговоры взрослых об этой печали тревожили мальчонку. И однажды, оставшись один дома, когда мать ушла на несколько дней в город на базар, чтобы продать вылепленные ими поделки, он деловито собрался, оделся и отправился искать новые залежи глины, годной для их работы. Так что одел лыжи и вперед. Шел и думал: где бы ему глину искать. И додумался же, такой выдумщик, идти в гору. Потому что, к солнышку там на горе поближе будет. И, может быть, там снег стаял. И земля обнаженная. И легче будет там глину искать.

Сколько шел, пробирался, сам со счету сбился. Совсем из сил выбился. Присел на какой-то торчащий пень и заснул, обессиленный среди тьмы кромешной ночной.

А как проснулся, увидел, что кругом снега и снега. И так горестно ему стало, такое отчаяние всю-то душу его сковало, и тоска слезная по матушке, по дому родному его одолела, что, подняв голову к солнышку, заплакал в голос.

«Эх! Небушко, небо! Солнышко ясное! Что ж не щадите, губите! Я ж не на забаву сюда шел. А ради матушки, глину искать, чтобы подспорье нам было. А теперь страшно мне, вижу сгину здесь, матушке на горе. Неужто ради нее не пощадите? Совсем замерзну скоро».

И такими горючими слезами заплакал в отчаяньи, что падали они в глубокий снег одна за одной. Да видно так жгуче горячи они были, что снег вокруг пня, на котором он сидел таять начал. Он то не сразу это приметил. Все плакал от страха, голода и холода. А уж как услышал весеннее журчание, как увидел, что на обнажившейся земле зеленые ростки появились, так и замер в изумлении, оглядывая зеленеющую на глазах поляну. Слез он с пня, хотел обойти рассмотреть поляну, где средь зимы весна приключилась, да поскользнулся и упал. Барахтается, все подняться не может. Пытается ручонками о землю опереться и встать, так нет! Опять скользит и падает! И тут он понял, что скользит то он по глине! Взял ее в руки, и обомлел! Хорошая глина! Да что там хорошая, такая послушная, мягкая, точно ее только что старательно для работы кто-то размял. Прямо готовя к лепке.

Проворно свистульку вылепил, коника крылатого и очень довольный, что нашел хорошую глину, стал сколько можно в котомку комья глины укладывать.

То-то матушка рада будет, а то она, наверное, уже домой с базара вернулась и его ищет. Волнуется.

«Эх! Кабы ты коник настоящим был и к матушке домой меня перенес!» - подумалось ему, глядя на отставленную в сторону свистульку, пока он котомку глиной набивал.

И тут вдруг точно рука незримая его свистульку, крылатого коня, смяла, превратив его в ком глины. И ком этот завертелся, закружился на месте и расти на глазах стал, превращаясь во что-то неописуемое. В рост коня настоящего стала свистулька. И крылами глиняными машет, точно в полет манит. И копытом бьет и глиняной гривой трясет конь.

Ох! И жутко ему стало! А все равно – любопытство верх взяло, и, вскинув котомку с чудесной глиной за спину, вскочил мальчонка на коня крылатого.

Уж что тут сделалось! Зарябило у него в глазах Солнце с Луной поочередно вместе со звездами мелькать стали. Ветер в ушах свистит, воет. Летит над родными местами, в обратный путь, прямо к дому.

И вдруг стихло все и опустился он плавно, точно пушинка с неба прямо на крыльцо своего дома. Только дух перевел, а конь тот резвый, что перенес его домой, на глазах уменьшаться стал, пока прежней свистулькой рядом с ним на крыльце не замер. Малец взял ее в руки рассмотреть получше.

«Ой! Сынок! А что же ты такой чумазый на крыльце сидишь?» - услышал он голос маменьки.

Поднял голову и увидел, что это матушка его только что с базара возвращается, к калитке подошла.

И он, обрадованный тем, что все ж раньше ее домой воротился, бросился ей на встречу.

Уж она не знала чему больше дивиться: рассказам ли его о диковинном путешествии или тому, какую хорошую глину раздобыл.

Свистульку, отставив в сторону, стали они на следующий день новые игрушки да вещицы на продажу лепить.

Лепилось, как пелось из той удивительной глины. Потом расписали и обожги. А когда готово все было бережно уложив в короб и переложив каждую вещицу соломой для сохранности, вместе отправились в город на базар. Продавать.

Утром базарного дня расставили они с матушкой на прилавке всю свою глиняную расчудесицу цветастую.

Народ подходит, глазеет, любуется. Уж больно хороши игрушки да и прочие поделки. Вот так лепились они с легкой душой и веселым сердцем, так смотреть на них отрадно.

Но мало этого! Свойство удивительное в той глине, из которой все это вылеплено было открылось.

Стоило кому-нибудь повнимательней на них засмотреться с мечтание затаенным в голове, как тотчас сминалась вещица в ком глины и прямо на глазах у всего честного народа превращалось в то, что тому человеку думалось, в полной ясности отражая, что у кого на уме.

Так протиснулись к прилавку девки, смешливые, хохотушки румяные, так все поделки разом смялись да в свадьбу оборотились.

Ну не чудо ли?

А как подвинула их крепким локтем молодая вдовица, что скучала, томилась, проживая оставленное мужем стариком-купцом богатство, и засмотрелась на диковинные превращения… ох!

Тотчас смялась вся эта глиняная свадьба. А взамен образовался один молодой франт, с подкрученными усиками, по последней моде расфуфыренный. Модную шляпу с головы сдергивает и ей одной кланяется. Она вся аж зарделась и под общий смех и прибаутки юркнула в толпу.

Растолкал народ и протиснулся к прилавку купец. Да только глиняными монетами все под его упорным взором становилось.

Словом, в тот день весь базар толпился у прилавка, где мастерица с сынком поделки свои выставляли.

И уж сколькими пуговицами оторванными да валенками вокруг них усеяно было, да уж не меньше, чем носов битых, девичьего визга, да бабьего смеха.

Раскупили в тот день игрушки за дорого. Оставалась одна свистулька. Еще та, что слепил малец тогда: на горе сидя

Так и она одна такие фортеля выделывала под взглядом отставного солдата. Целая баталия из нее вышла. Туда сюда солдатики глиняные снуют. Пушечки глиняные глиняными снарядами палят. Народ разбежался кто - куда от греха подальше. Мать с сыном под прилавок забились.

Но слышат, что стихло все разом. Выглянули и еще пуще прежнего оторопели. Потому что стоит у их прилавка сам генерал-губернатор тамошний во всей своей величественности. Он инвалида, старого солдата, подвинул и грозно на замершую под его взглядом баталию посмотрел. Она разом в глиняный ком свернулась и медалью оборотилась.

Он ту медаль сгреб и за обшлаг убрал. А им, матушке с сынком, с ним идти повелел.

Как ослушаться! Пошли за ним, потом в карету его сели и поехали по городу.

Так в крайнем изумлении и онемении приехали они к особняку того самого генерал-губернатора. Вышли вместе с ним и вошли следом во внутрь, сторонясь царственно нарядного дворецкого.

Еще от тех чудес не остыли, а уж от такой дивной красоты, что в особняке они увидели и вовсе: голова кругом пошла.

Вазы малахитовые меж колонн мраморных расставлены, вдоль стен, на которых картины прекрасные в золоченых рамах развешаны. Радужные зайчики в люстрах хрустальных мелькают, отражением множества свечей.

Паркет наборный, узорчатый до того хорош, что по нему и ступать-то боязно растоптанными их валенками. Стоят, любуются, как зачарованные, словно в ту щелочку в заборе заглянули, что рай от нас грешников огораживает.

А генерал-губернатор в то время повелел их на кухне накормить, обогреть и приодеть. Потому что к гостям иностранным предстоит им выйти, когда он позовет.

А гости в тот вечер весьма именитые ожидались.

Король заморский, что проездом через наше отечество со всею своей свитой проезжал, вернее возвращался со свадьбы своей дочери, которую замуж выдал в семейство царя соседнего с нами царства.

Так что ответственное дело; принять честь по чести предстояло в том особняке, тем зимним вечером генерал-губернатору.

И потому гудела кухня как улей и сновали туда-сюда как чумовые слуги.

Особняк сверкал! А приглашенные музыканты играли модные вальсы, пробуждающие в душе и кротость и умиление.

Генерал-губернатор был человеком обстоятельным и рассудительным и все-то до мельчайших подробностей продумал, как ему высокого гостя принять.

Старался чтобы не то чтобы придраться было бы не к чему, а чтобы впечатление осталось у короля и всей его свиты самое расчудесное о пребывании в Отечестве нашем. И чтобы уважение к державе у чужеземцев после посещения осталось. Праздник устроил великолепный.

Старался он потому что Отечество всею душою любил и всегда радеть для него готов был.

А зная некую особенность разных иноземцев говорить о нас если и с почтением ,то непременно вроде как в прошедшем времени. «Помним, мол, и почитаем великую Вашу историю о великих свершениях и победах ваших отцов и прадедов не забываем!»

А мы, нынешние, вроде как жидковаты стали!

И потому уж очень хотелось ему показать, что не только лучами былой славы освещены деяния наши и сами мы, нынешние, - всему былому не пасынки.

И как только почувствовал, что настал черед позабавить гостей; дождался когда тосты стали сменять друг друга все чаще и звучать все непринужденнее, тут он на один из тостов короля о былой славе нашей литературы и науки, в ответ повелел позвать мастерицу с сыном.

А сам посреди торжественного стола поставил ту свистульку, что мальчонка вылепил.

И говорит: «А вот, извольте, Ваше сиятельство, и вся ваша королевская свита полюбопытствовать, на то, что и самой крестьянской малости, в простонародной забаве у нее всегда чудесам место найдется».

Те в недоумении свистульку рассматривают, стоящую среди фарфора изысканного, хрусталей, серебра столового.

Генерал-губернатор глаза закрыл и скоро про себя молитву шепчет и мысленно крестится, чтобы то чудо, что своими глазами днем на базаре видел, повторилось.

Возгласы удивления заставили его открыть глаза. Ну, что «охи» да «ахи» расписывать!

Не подвела свистулька! Такие выкрутасы пошла выделывать, что генерал-губернатор про себя только Бога благодарил и радовался.

Первыми, по девичьей своей живости, поближе к ней протиснулись фрейлины. И уж всю-то их легкомысленность свистулька во всей красе всем на потеху отобразила. Среди тарелок и бокалов кружились в танце глиняные дамы и кавалеры, жеманились и время от времени женились.

Фрейлин сменили кавалергарды, но король приказал немедленно отойти подальше, потому как, что у тех на уме прилюдно показывать нельзя.

Видя, что свистулька честно отображает, что у кого в голове, повелел всей своей свите поочередно к ней подходить для ознакомления с их умонастроением самим королем. До глубокой ночи не смолкал смех в том замке. Веселились от души гости и сам генерал-губернатор.

И довольный тем, что увеселение так славно удалось, велел под шумок принести сундучок, наполненный монетами, щедрый платеж за свистульку, и приказал привести в зал мастерицу с сыном, чтобы гости видели, что чудеса у нас творят люд самый простецкий. И представили: что же народу образованному в таком случае под силу сотворить.

Так ввели в зал отогретых, накормленных да наряженных, чтобы гостям представить. При них сундучок генерал-губернатор и вручил им от чистого сердца. Король от себя тоже добавил.

Они откланялись и из зала удалились. Как вышли они из зала не стали дожидаться пока зипуны их замызганные им возвратят, а пользуясь тем что слуги были озабоченны обслуживанием гостей и не до них всем в особняке было, поскорее деру оттуда дали.

И правильно сделали, что убежали.

Потому что в разгаре веселья, захотелось королю узнать, что и у палача королевского на уме.

Уж этого-то зачем с собой в путешествие взяли непонятно. Толи опыт перенимать, то ли думали, что у нас этого добра мало.

Но отправились его будить. А он уж который сон видел, в общем празднике не участвовал. Хоть и в свите, но палач есть палач. Он него всем подальше держаться хочется, и потому он всегда особняком держаться должен был.

Он спросонок еще угрюмей, чем обычно. По веселым и разгоряченным лицам придворных заподозрил, что насмешку над ним учинить хотят. Не иначе.

И как увидел, что подталкивают его к столу, к тарелке с лежащем на ней комом глины, так и вовсе осерчал и злобу затаил, глядя на прыскающие от смеха лица придворных, приказывающих ему смотреть на этот кусок глины, как можно внимательнее.

Ну он и посмотрел в настроении самом злобном.

Юлой завертелась на тарелке глина и стала расти, расти прямо на глазах, превращаясь во что-то белое, неясное.

Король, желая рассмотреть: что это такое, по близорукости своей подошел к этой неясности поближе.

А как всмотрелся…да это ж смерть сама! Он тоже на него взглянула и растаяла. И больше ни свистулькой, ни глиной не оборачивалась.

Король качнулся, корона с головы скатилась, а следом и сам рухнул замертво.

А чего он другого ожидал в голове палача обнаружить?!

Вот так разом тот праздник и кончился. По возвращении в свое королевство о истинной кончине своего короля свита помалкивала. Да и кто поверил бы, что их король во цвете лет погиб от русской свистульки?

Но слухи, конечно, ходили. Да и сейчас ходят.

Так что, коль увижу где поделки глиняные – свистульки, игрушки разные – скорей туда. И уж смотрю на них, во все глаза глазею. Жду и надеюсь, что те самые чудеса вот-вот начнутся. И что из той самой глины чудесной они вылеплены, руками матушки – мастерицы.

А это значит, что укрыла их тогда зимняя ночь, замела метель их следы, не обидел в пути их лихой человек, и сохранили тот платеж щедрый за мастерство их и терпение.

Но пока чудес сама не видала, но думаю, что это потому стоят под моим взглядом поделки глиняные как неживые, что в голове моей пусто, а потому и отражаться нечему. А они-то те самые – чудесные.