Надежда
Белякова
БАБУШКА
Разные картины и картинки я видела. И такие, где и понять ничего
невозможно: то ли дом нарисован, то ли кошка с котятами. А переспросить
не ловко, вот подумают - темнота какая! И такие, на которые смотришь, не
насмотришься – если цветок нарисован, так кажется, что живой. Но и это
еще не чудеса.
А вот видели ли вы когда-нибудь такое: стол нарисованный, а на нем
крынка с молоком и рядом нарисованная чашка – бери, наливай парное
молочко, только что, стало быть, свеженарисованное? А я такое видела, и
молоко такое пила и пирогами нарисованными угощалась не раз. А было это
вот как.
Соседка моя чудесным даром обладала: чтобы она ни нарисовала, все как
живое, настоящим становится. И не то, чтобы похоже на настоящее, а самое
настоящее и есть.
Так нарисовала она себе новый дом, старый то совсем плох стал. Крыша
течет, и на ветрах ходуном ходит, по ночам не заснешь, так скрипит.
Старательно рисовала; бревнышко к бревнышку, кирпичик к кирпичику.
Каждый гвоздик к месту обозначила. Словом, трудилась на совесть.
А как закончила свою работу, вздохнула только, а уж вырос на глазах
расчудесный домик. Сам по себе небольшой, да уж больно затейливый. Глаз
не оторвешь.
Удивлялись соседи. «Как это так? Мы трудом своим копили, дом наживали, а
ей так все вдруг; карандашиком помахала и дом готов». А на это один
ответ. Посмотреть надо было, как она рисовала, сколько души вкладывала,
как старательно. Целую ночь только одно ее окошко и светится.
А с виду… Думаете, волшебница какая-нибудь или колдунья.
Самая обыкновенная старушка каких вокруг множество, похожих каждый день
на улице встречаем.
Маловато было у старушки сил; например, дров наколоть, так она себе
поленицу аккуратненькую такую нарисует, в печку положит, вот и тепло
старушке.
Чтобы зря без дела не сидеть: и пирожков, и горшок кашицы себе нарисует.
Но только все равно грустно, одиноко бывает ей вечерами, да и днем не
всякий раз словом другим перекинется с соседями – ведь все заняты:
семья, дела.
Как-то раз, морозным вечером, когда вьюга за окном завывала так
печально, как никогда, - так, во всяком случае, ей показалось, - она
нарисовала кошечку Мурлыку. Да такую пушистенькую, красивую, с глазами
зелеными, как весенние листочки. Стало ей как будто веселей вечера
коротать. Рукодельничает, а рядом Мурлыка мурлычет. День проходит,
другой, а все равно грустно ей. Нарисовала старушка и собачку. Жучку,
такую в любой деревне увидишь. Только последнее пятно на левое ухо
хотела положить, краску погуще зачерпнула, а она уж сорвалась, с рисунка
соскочила. И ну лаять во все стороны. Дверь толкнула, та настежь, и
давай на соседних ребятишек лаять. Только расстроила тем старушку.
Старушка детишек любила, то крендель, то баранку с маком нарисует. И
беде ребячьей всегда рада помочь. То потерянную варежку, то
провалившийся в сугроб валенок нарисует, чтоб не заругали проказников
дома.
Но только нарисует она, поможет ребятишкам - поблагодарят они, да и
домой побегут. И остается она опять одна. Только Мурлыка на печи
дремлет, да Жучка на прохожих потявкивает.
И вот что надумала она однажды: краски новые приготовила, кисточку.
Карандашей дюжину наточила. Бумагу самую наилучшую взяла… и надо же было
на такое решиться.
Внучека себе нарисовала.
А внучек получился – загляденье: мальчоночка лет этак пяти, румяный;
глазки, словно звездочки ясные, светло-голубые, волосы кудреваты сам ни
худ, ни толстоват. Что рассказывать, одно слово - картинка внук.
Как увидели соседушки, только ахнули!
И совсем новая жизнь началась у старушки, как дни летят, не примечает.
Вся в заботах, а заботы в радость. Все для внучека старается, то сапожки
к зиме нарисовать, крепкие, с каблучками на подковках. Шубейку теплую.
На лето рубашеночку. А игрушек! Игрушек-то, и не упомнишь, сколько их
было нарисовано для внучека любимого.
А внучек растет, хорошеет, время идет. Вот и усики пробиваться стали. А
бабуля все рисует, старается. Как-то раз, рисовала она пистолеты и
сабельку для забавы ему. А внучек ей и говорит, заедая кашу пирогами
сдобными:
Актер Внук: - А бедновато мы живем, бабуль.
«Да, что ты, – отвечает старушка - Посмотри, всего у нас в меру, и дом
есть, и еды вдоволь, и одежда».
Внук: - Тесноват домик.
Вздохнула только старушка, жалко домик, с такой любовью каждое бревнышко
вырисовывала.
Но для внучека ничего не жаль.
Большущий терем нарисовала. И целый терем вырос посреди деревни.
Доволен внучек, по большущим комнатам прохаживается, и вслух мечтает:
Внук: - … А как женюсь, бабуль, тут у моей жены сундуки стоять будут,
полны полнехоньки нарядов разных. А?
«Да, взрослый ты стал, только сейчас и заметила я это. И женится тебе
пора. И дело по душе выбирать» – сказала она.
Покраснел и потупился внучек, признался, что и вправду, частенько
подумывает и о той, и о другой соседке.
Внук: - Это уж так трудно выбрать. Одна приглянулась – очи ясные,
голубые, как небо летнее, волосы – рожь спелая, так другую увидел –
покой потерял. Очи – ночи августовские темные. Волосы - косы тугие,
черные так и вьются, так и вьются, как не залюбоваться, а тут, как на
грех другая мимо прошла, волосы – огонь, походка легкая, шея лебединая,
ступает павой
Мечется парень – никак выбрать не может подругу по сердцу.
Внук: - А как о работе подумаю, так и вовсе в жар бросает; то в море
хочу уйти, моряком, то посуху путешествовать желаю, то детей уму-разуму
учить, то дома строить, да мало ли дел, и о каждом подумать надо. Ох!
Совсем измаялся я.
И вправду сохнет парень на глазах, как показалось старушке. Даже кажется
старушке, что румянец как бы спал со щек ее внучека ненаглядного. Голову
ломает, думает, как, чем помочь. И вот, что придумала. Заперлась в
комнате своей. Не пила, ни ела, целую неделю не выходила. Как вышла –
худющая, усталая, а за нею из комнаты следом девять внучеков, один к
одному, как капельки воды схожие между собой, выходят навстречу
десятому, то есть первому. Сколько не всматривайся – на одно лицо,
каждый волосок вьется одинаково.
Вот уж постаралась, так постаралась. Чтобы никому не обидно было.
Бросились внучеки скорей к девушкам свататься, один к голубоглазой,
другой - к кареглазой, третий – к черноглазой, следующий – к синеглазой.
Так и разбежались кто куда. А вскоре вернулись они с невестами своими в
дом, к бабушке своей, и правда, хорошо, что раньше дом она такой большой
сделать успела - теперь всем места хватит.
И по сердцу каждый дело себе выбрал. Кто портной, кто сапожник, кто
моряк, кто пекарь - а дела всегда на всех хватит.
Вот, казалось бы, и покой пришел, радость в доме, свадьбы, а там вскоре
и детишки народились. Вроде бы только недавно она внучеку санки на
забаву рисовала, да валеночки маленькие, а теперь время пришло правнукам
все тоже рисовать.
Слов нет, как уставала она, никого нельзя обидеть - все внучеки ей
дороги. Рук не хватало рисовать, где пеленки новые нарисовать, где наряд
новый женам своих внучеков.
Устала она. Ох, устала!
И опять заперлась в своей комнатке, а как вышла она… а за нею следом еще
девять бабулей, одну от другой отличить нельзя, видно уж так решилась: и
себя еще девять раз повторить, чтобы на каждого внучека заботы хватило,
чтобы никого не обидеть.
И правда, заботы на всех с тех пор хватило, а вот чудеса нарисованные
кончились. Не получалось больше волшебства ни у одной из старушек –
секретом – то владела только одна из них. А узнать ее одну единственную
среди девяти стало невозможно.
Так и живут - поживают старушки, внучекам помогают. А народ смотрит,
дивится: которая из них та единственная бабушка своего первого
единственного внучека?
Только Мурлыка да Жучка, говорят, к одной из старушек как-то нежней
ластятся. Но сама не видела, утверждать не буду. |